Жизнь иногда нам загадывает такие ребусы, что их невозможно решить даже через многие годы. Или хотя бы понять. А может, это жизнь сегодня так устроена, что многое в ней не поддается ни пониманию, ни объяснению, и человек попадает на нее, как на излом. Хотя по книгам да по учебникам объяснение всегда найдется.
Служили в одном батальоне два офицера, два командира роты. Вообще-то, рот в батальоне было три, еще и самоходно-артиллерийская батарея и пять отдельных взводов. Но разговор наш именно о командирах первой и второй роты десантно-штурмового батальона 70 гвардейской бригады, которая стояла на самом юге Афганистана, под Кандагаром.
Оба окончили Уссурийское суворовское военное училище, только один в 1976 году, другой – в 1977, потом Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище имени К. К. Рокоссовского. Но дальше жизнь распорядилась так, что один стал Героем Советского Союза, а второго приговорили к расстрелу, высшей мере наказания в советское время. За поступки, которые были совершены практически в одно и то же время – в 1984 году. Вот такой широкий спектр человеческих отличий, от Героя до расстрела. Причем поступки совершали не они лично, а их подчиненные.
Часть первая. Герой Советского Союза
Про того, который Герой, более-менее известно. Это Игорь Запорожан. Нормальный парень, хороший офицер. С апреля по август 1984 года командованием 40-й армии проводилась армейская операция в Панджшерском ущелье, главной задачей которой было вытеснение и уничтожение бандформирований известного полевого командира Ахмад Шаха Масуда. От Кандагара до Панджшера более 500 километров, поэтому командующий поставил задачу командиру 70-й бригады укомплектовать десантно-штурмовой батальон до полного штата (450 человек) и направить в Баграм. Данный батальон старший начальник определил как свой резерв для немедленного решения внезапно возникающих задач. Сказано – сделано. Пришли три АН-12 и два АН-26, загрузились и полетели.
Позже, по прибытии обратно в Кандагар, командир бригады подполковник В. Н. Логинов скажет, что командующему армией действия батальона понравились, и он разрешил представить к званию Героя одного офицера. Так сказать, оценка коллективного труда за четыре месяца беспрерывного лазания по горам. Ахмада Шаха Масуда не поймали, но всё равно отличились. По поводу кандидатуры на Героя сомнений в батальоне ни у кого не было. Естественно, Запорожан.
А отличий действительно было в избытке. Достаточно было сказать, что однажды командир третьей роты Сергей Багнюк со своей ротой совершил внезапный налет на вяло стреляющую горку в Намакском ущелье, результатом которого было 38 уничтоженных мятежников за каких-то 40 минут и гора трофейного оружия с двумя ДШК в придачу.
Вот только с первой попыткой оформления документов на представление получился казус. Игорь был членом ВЛКСМ, поэтому документы вернули обратно. Как так, командир лучшей роты, и не коммунист? А тут еще и сам ротный заартачился: в партию вступать не буду. Живой пример стоял перед глазами – секретарь партийной комиссии при политотделе бригады подполковник Верлен Николаевич Дзейкун, который этой комиссией размахивал как дубиной. Имеющих партийное взыскание в бригаде было столько же, сколько раненых и контуженных. Пытались объяснить молодому старшему лейтенанту, что Верлен Николаевич – это не вся партия, но было бесполезно.
Тогда молча написали протокол собрания, партийную рекомендацию вместе с заместителем по воздушно-десантной подготовке Николаем Конощенком, который через полгода погиб, боевую характеристику и отдал всё в политотдел. 13 августа 1984 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому старший лейтенант Игорь Владимирович Запорожан стал Героем Советского Союза. Как сказал после этого на совещании офицеров и прапорщиков тот же самый командир бригады подполковник Логинов, «теперь товарищ Запорожан будет работать Крокодилом Геной (популярным героем мультфильмов). Его все будут любить и показывать по телевизору. К чести Игоря, надо сказать, что он оказался достойным Золотой Звезды, и все попытки говорить в его адрес что-то нехорошее я всегда сразу отметаю напрочь.
Очень стремительный в мысли человек, очень волевой, отличный организатор. Схватывал все на лету, особенно в плане предвидения возможных вариантов развития событий. Просчитывал их, как опытный шахматист. У него всегда был вариант «Б», а на вариант «Б» был еще и вариант «С». И так далее. Не зря училище окончил с отличием. К каждому боевому выходу готовился так, будто это решающий бой в его жизни. До каждого солдата расписывал, что с собой брать, начиная с вооружения и кончая ботинками и веревками.
Для того чтобы успешно выполнять боевые задачи, нельзя ни в коем случае терять людей. Один раненый или убитый в группе – боевая задача сорвана и переходит в фазу эвакуации. Чтобы этого не случилось, нужна высокая индивидуальная подготовка каждого солдата в частности и слаженность всего подразделения в целом. Этому и были посвящены короткие передышки между боевыми выходами. Отношение к технике и вооружению в батальоне было вообще особое. Первое, что меня поразило по прибытию в батальон,- это оружие. Вернее, его цвет. Оно всё было белое. Цевье на автомате – белое, металлические части – белые. От постоянного ношения и эксплуатации. Чистили оружие постоянно. Приводили к нормальному бою при первой возможности. Выезжали на так называемый учебный центр, бойцы стреляли, бегали, ползали, а механики-водители под руководством техника роты и старшего механика занимались вождением. Жара +50 °С в тени, а механики на своих БМП-2 накручивали круги вокруг полигона по 4-5 часов, не выходя из машины. Благо, и солярки, и боеприпасов было в достатке.
Возможно, поэтому и потери в его роте были самые минимальные, если можно так сказать. Хотя язык не поворачивается и одну человеческую жизнь назвать минимальной. Главным козырем Игоря было умение работать с людьми, который заключался в его личных качествах. Запорожан был душой роты. Его порядочность, простота, человечность передавалась всем: и офицерам, и солдатам. Как-то подсчитали, что восемьдесят из ста в его роте были представителями мусульманского мира. А славян вместе с ним человек двадцать. Рабаданов, Мамедов, Нуриев, Гадиев, Бегалиев – все они были отличными ребятами, с которыми было хорошо и общаться, и служить, и воевать. Азербайджанец дружил с чеченцем, белорус – с таджиком, украинец – с узбеком, а командовал всеми ими русский с украинскими корнями. И замполитом в роте был армянин. Все уживались в маленьком пространстве, и ни у кого не было никаких недопониманий на национальной почве. Конечно, какие-то шероховатости в отношениях были, но они немедленно гасились твердой рукой. Всё это я видел своими глазами, и поэтому сегодняшние россказни о росте национального самосознания воспринимаю как плохо спрятанный старый лозунг: разделяй и властвуй. Вопросом этим заниматься надо, а межнациональную рознь творить легче всего.
А вот боевых эпизодов в роте было много, но мне в память врезался один.
23 марта 1984 года командир бригады для охраны своего командного пункта взял взвод с роты Запорожана – три боевые машины. За Кандагаром в зеленой зоне планировалась операция, и колонна, пройдя через город, вытянулась на шоссе, которое называли Нангархарским поворотом, или, как говорили бойцы, Нагаханским. На первой машине с бортовым номером 22 ехал командир взвода Сергей Тырков. Три оранжевых шара гранатометных выстрелов одновременно потянулись к колонне с 200 метров со стороны дувала, который шел вдоль дороги. И все три попали в борт двадцать второй. Машина задымилась, вильнула вправо и остановилась на обочине. С машины спрыгнул механик-водитель Володя Перебейнос, больше никто не показывался. Остальные две машины обошли подбитую, повернули пушки в сторону дувала и начали молотить по винограднику, откуда гранатометный огонь сменился на автоматный. Из подбитой машины над башней появилось обгорелое лицо командира отделения сержанта Жука. Перебейнос бросился к нему.
«Я сам,- прохрипел сержант,- тащи командира, он внизу, и ребятам открой десантное отделение, их контузило, наверное, сами уже не выберутся».
Машина горела. Сквозь языки пламени Володя увидел лицо и руки лейтенанта в ожогах, а вместо ног – кровавое месиво. Кумулятивная струя пришлась как раз по ногам ниже колен. Перебейнос вытащил командира, перевалил через башню, спустил на землю и оттащил в кювет. Опять подбежал к горящей машине, которую теперь обстреливали из стрелкового оружия, открыл двери правого и левого десанта, вытащил пятерых контуженных бойцов, оттащил в кювет. Машина горела, вдруг – вспышка и грохот. Взрыв был такой силы, что от машины на бетонке осталась лишь одна нижняя броневая плита и ведущие колеса. Взрывной волной башню отбросило метров на тридцать.
Механика-водителя уже не существующей машины представили к ордену Красного Знамени. Но наверху посчитали, что шесть спасенных жизней недостаточно для такого ордена и наградили Красной Звездой. Кстати, Володя был кандидатом в члены КПСС. Живой, здоровый, уволился и уехал в свою деревню в Винницкую область. Не вытащи он этих ребят, пополнили бы они список отошедших в мир иной.
Вот такие солдаты служили в роте Игоря, и такими были все сто человек. Так что Золотую Звезду Игорь Запорожан носит заслуженно.
Приблизительно в это же время командир бригады слегка взбодрил нас за то, что на боевые действия выходило недостаточное количество активных штыков. Без бронегруппы в зеленую зону шло человек 50-60 из роты. Поставили задачу разобраться и доложить. И начали восстанавливать этот учет. Когда подсчитали, цифры ошеломили. За восемь месяцев с начала года в батальоне погибло 44 человека, в том числе 4 офицера, двоим офицерам ноги оторвало, а раненых насчитали больше ста и перестали считать. К тому же, больных гепатитом, тифом, малярией, лихорадкой было около восьмидесяти человек.
О чем и доложили командиру бригады.
Часть вторая. Приговорённый к расстрелу
Батальон практически с войны не вылазил, а на войне, как известно, потери неизбежны. И если в роте Запорожана погибших было четверо, в третьей – десять, то в первой роте, которой командовал старший лейтенант Кузьмин Валерий Геннадьевич, их количество составляло двадцать четыре.
Когда этот поротный расклад доложили командиру бригады, он тогда и сказал: давайте
Кузьмина переведём от вас в пехоту, пусть командует ротой, которая охраняет коммуникации и сопровождает колоны. Там и потери гораздо меньше, чем в вашем батальоне.
Было это в августе 1984 года. Возможно, решение командира и стало роковым для двадцатичетырёхлетнего ротного, которое подвело его к той черте, за которой уже ничего не было, кроме пустоты. Хотя сама же судьба и распорядилась так, что над этой пустотой он провисел на тонкой ниточке, готовой оборваться в любую секунду, полтора года, а затем вместо смерти великодушно подарила ему жизнь.
Но обо всём этом – по порядку.
Уссурийское суворовское училище Валера закончил в 1977 году. Первый взвод, шестую роту. Офицером – воспитателем был Чугунов Виктор Филиппович. Впечатления об этом времени остались самые великолепные. Прекрасные отношения в коллективе. Требования со стороны командиров ко всем были одинаковые, ровные. Никому никаких поблажек. Затем всё продолжилось в ДВВОКУ. После училища – командир взвода под Биробиджаном, в тридцати километрах от границы. Служба нравилась, всё время, от подъёма до отбоя, проводил в роте. Был в числе лучших. Через полтора года предложили должность командира роты в Афганистане. В марте 1983 года прибыл в Кабул, а в кадрах сказали, что роты нет, есть должность взводного в десантно-штурмовом батальоне 70-й бригады.
Начало службы было отрезвляющим. Спустя полтора месяца на боевом выходе в роте погибло сразу девятнадцать (на порядок меньше-ред.) человек с двумя взводными – С. Смольским и Т. Жидаевым. Всё происходило в зелёной зоне под Кандагаром, в районе Синджарая. Местность сложная – виноградники в виде сплошных траншей, гранатовые сады, дувалы, сушилки для винограда, арыки. Видимость до ста метров. Использование боевой техники просто невозможно. И бестолковый вид боевых действий – реализация разведданных. Якобы разведка узнала, что там находятся душманы, и их надо уничтожить. Душманы там находились постоянно, так как в большинстве своём они все были местными жителями. В начале взвод пропустили, дали возможность зайти поглубже, потом отсекли, окружили и методически всех расстреляли, используя для этого ДШК, гранатомёты и стрелковое вооружение. Одни расстреливали, другие вторым кольцом не пустили пытавшихся помочь. Не спасла десантников и круговая оборона.
Сам Кузьмин на этом выходе не был, но понял, что под словосочетанием «интернациональная помощь» скрывается самая обыкновенная война. И сделал вывод, что причина происшедшего в низкой подготовке и организации выхода, а самое слабое звено – это связь. Все на одной частоте, которая известна даже противнику. Практически тоже самое повторится с его ротой ровно через год, по тем же, практически, причинам и даже почти в том же районе.
Через полгода назначают заместителем командира роты. В октябре прибывает новый ротный – капитан Александр Гринь, но провоевать долго ему не удаётся. В декабре заболевает желтухой, два месяца госпиталя в Ташкенте, а в феврале 1984 года на фугасе ему отрывает обе ноги. Кузьмин в начале временно, а потом и штатно становится командиром первой десантно-штурмовой роты. Как его можно было охарактеризовать? Смелый до отчаяния, ничего не боящийся. Это качество, которое украшает мужчину, но не командира роты. Тем более, когда на войне борются два действия – нужно выполнить боевую задачу и сохранить при этом людей. Что главнее? Жизнь человека важнее всего, но учили то нас, что боевой приказ всегда нужно выполнять. Как быть? Наверное, в этом и заключается главное искусство и предназначение командира – при минимуме иметь максимум. Это по теории. А в жизни всегда много разных заковык.
6 апреля 1984 года ротный получил боевую задачу: к 5 часам утра выйти на второй арык населённого пункта Лаль – Мухаммед, находящийся на удалении километра в глубине зелёной зоны и занять рубеж шириной 500 метров. Справа и слева будут прикрывать 8 и 9 мотострелковые роты. Рано утром подошли к шоссе, начали заход в зелень. Спокойная, утренняя, чуть пугающая тишина. До выхода на задачу оставалось 300–40–0 метров, когда в это время увидели группу, двигающуюся в сторону Лаля в колонну по одному в нашей форме. Точно в такой, в какой мы ходим на войну. Запросили соседнюю роту – это вы? Да, мы. Как потом оказалось, «они» сидели в сухом арыке, а в колонну по одному возвращались духи после ночной вылазки.
Что произошло потом, можно догадаться. Первая десантно-штурмовая рота была расстреляна практически в упор. Из четырёх человек головного дозора в живых остался один, но благодаря дозору не перебили всю роту. В первые же минуты погибло десять человек, из трёх взводных двоих ранило сразу, десятерых солдат – уже в ходе боя. 8 и 9 роты пролежали без выстрела весь бой. Не ввязывались и не помогали. Наверное, людей берегли, когда другие гибли.
К сожалению, и в то время начальство прикрывало, в первую очередь, свою задницу. Ротного за потери привлекли к партийной ответственности, убитых «раскидали» на три дня – 6, 7 и 8 апреля. Чтобы было меньше погибших в один день. Возможно, и это, в том числе, стало одной из причин перевода Кузьмина в пехоту в августе 1984 года.
Вторая мотострелковая рота, в которую его назначили командиром, занималась охраной коммуникаций и сопровождением колонн, выходя на блокпосты на особо угрожаемые направления, откуда были возможны диверсии. Из приданных средств усиления был танковый взвод и расчёт ЗСУ–23–4 «Шилка». Командный пункт ротного находился в одном из взводов на господствующей вершине.
В один из вечеров наблюдатели обнаружили свет идущих по пустыне машин. На перехват послали БТР. В двух машинах везли селитру и мануфактуру. Что такое селитра? Продукт двойного назначения. Можно использовать как удобрение, а можно и как составляющую часть фугаса. Решение приняли на месте и всех уничтожили. Подошёл танк на помощь, и механик решил опрокинуть машину. Ткнул, зацепился пушкой, она ушла в башню и сошла с направляющих. На следующий день – выход на сопровождение, а танк не боеготов. Начали разбираться, нашли тряпьё у бойцов, которые те взяли с машин. И началось.
Сейчас можно говорить, что ротный должен был контролировать действия своих подчинённых, доложить наверх и так далее. Мы все крепки задним умом. Но когда утром рота выходит на сопровождение колонн, за безопасность которых ротный отвечает на своём участке, а в ночь перед этим какие – то машины везут компоненты взрывчатого вещества, про нужды местного сельского хозяйства как-то не задумываешься.
Начали разбираться, потом всё затихло. Кузьмин к этому времени двадцать месяцев безвылазно находился в Афганистане, без отпуска, как говорят, в интересах служебной необходимости. За последние четыре месяца два раза подрывался на БТРе, но в госпиталь не ложился. Что он видел за это время? Кровь, грязь, смерть, испепеляющая жара, жизнь, вернее, существование на грани жизни и смерти. И монотонное изнуряющее однообразие. Находился ведь в отрыве от бригады. В такой ситуации любой человек доходит до полного безразличия и к окружающей действительности, и к своей жизни. А главный парадокс заключался в том, что жили по войне, а законы действовали как по миру. Ведь мы не воюем, а оказываем помощь. Гуманитарную, техническую, интернациональную. Но не воюем.
Был бы Кузьмин в батальоне, я думаю, этого ничего бы не произошло. Тут был контроль, а к вопросам мародёрства относились очень жёстко. Единственное, что разрешали взять солдату с убитого – это часы, ориенты, сейки или омаксы. Они нужны для дела. За всё остальное сурово спрашивали, вплоть до партийной ответственности.
Когда ротный уехал в отпуск, дело по убитым и сожженным машинам с селитрой и тряпъём вспыхнуло с новой силой. Встречал отпускника на кандагарском аэродроме уже сам военный прокурор.
На суде Кузьмин даже не делал попытки оправдаться. Да, я командир роты, я несу за всё полную ответственность. И понёс. Исключили из партии, разжаловали до рядового и приговорили к исключительной мере наказания – расстрелу.
После приговора – пустота. В этой пустоте прожил полтора года. Одиночная камера полтора на два с половиной метра. Нары, привинченный стол, параша. Утром просыпался – по 150 – 200 отжиманий, приседаний. И ходил. Взад-вперёд. Взад-вперёд. Жена приехала один раз, сразу ей дал развод. Отец не выдержал, отравился. Какие мысли посещали? Да никаких мыслей не было.
Адвокат подал прошение на помилование сразу после приговора, и вначале оно было отклонено. Была сделана ещё попытка – письмо на имя А.А. Громыко, который был тогда Председателем Президиума Верховного Совета СССР, и высшую меру – расстрел, заменили на 15 лет.
Когда после полутора лет вывели из камеры к начальнику тюрьмы, был июнь 1986 года. Вышел, солнышко светит. Прошёл метров 20, ноги подкосились, и упал. Сил идти не было. Сидел ведь без прогулок. Но если бы в камере не отжимался, не приседал, было бы ещё хуже.
Потом был город Ивдель Свердловской области, вернее, несколько сот километров ещё севернее, учреждение Н 240/5. Это была единственная колония в Советском Союзе, в которой сидели все, кому расстрел заменили на 15 лет, около 400 человек. Люди разные, от уголовников–рецидивистов до замминистра МВД Узбекистана. Треть срока нужно было отсидеть в камере, а потом 10 лет отработать на производстве. Под конвоем, с собачкой, вокруг колючая проволока, зимой -56 °С. Закончил курсы электролебёдчиков, моториста бензопил, выучился на машиниста башенного крана, каменщика. Чему тогда учили в ПТУ, всё закончил. И работал. Знал, что спасение только одно – работа. Крановщиком, мотористом, электролебёдчиком, станочником, мастером погрузки вагонов…
15 декабря 1989 года Пленум Верховного Совета СССР принял постановление об амнистии бывших военнослужащих контингента советских войск в Афганистане, совершивших преступления. После пяти с лишним лет отбывания срока Кузьмин В.Г. вышел на свободу. Женился, работает, живёт в одном из городов постсоветского пространства. Жизнь продолжается, ведь нужно жить дальше.
Вместо заключения
Я этих ребят знаю с 1983 года. Служили в одном батальоне. Общаюсь с ними и сегодня и к обоим отношусь с уважением. Одного жизнь подняла, но он не зазнался. Другого втоптала в грязь, ломала, но не сломала. Хотя у обоих моих героев отношение к жизни сегодня несколько равнодушное. Я искренне рад за них, потому что они остались людьми. И общение с ними мне всегда доставляет удовольствие.
Какой вывод из всего вышеизложенного? Я думаю, что его чётко сформулировал Герой Советского Союза генерал Громов Б.В.: «Афганистан дал горький, но бесценный урок: решения политических проблем силовыми методами бесперспективно, губительно для нации и разорительно для государства. Важно, чтобы этот урок был твёрдо усвоен». О том, как он усвоен, пусть каждый подумает сам.
Виталий ТЮРИН
