|
Армия
В армию меня призвали 15 ноября 1986 года. Простился с родителями, родственниками, друзьями, и из военкомата  г. Каунас нас на автобусах отвезли в Вильнюс. Там, на пересылочном пункте, дня через два на очередном построении призывников я наконец таки услышал свою фамилию.
- Лишка!
- Я!
Группу призывников, фамилии которых были озвучены офицером военкомата, посадили в автобус и отвезли на аэродром Вильнюса. По дороге нам говорили, что дескать, будете служить или в подмосковье, или в Минске, а если повезет, то в Риге. Всё мол, будет у вас в порядке, часто домой сможете приезжать и т.д. и тому подобное. По приезду в Москву нас перевезли на Казанский вокзал и посадили в поезд, следующий в г.Ашхабад. Дорога предстояла длинная, ехали с большими остановками несколько дней, а возможно, что даже неделю. По дороге от безделья парни пили спиртное, распевали песни, по проезду через Казахстан и Узбекистан меняли личные вещи на арбузы и тому подобное.
В Ашхабаде я попал в учебное подразделение, готовившее механиков-водителей БМП.
Началась армейская жизнь во всей красе...
Обучение уставам, строевая подготовка, политзанятия и вождение БМП (в учебке мы обучались вождению на БМП-1, а в дальнейшем мне пришлось ездить на БМП-2), но по сути разница между ними что в вождении, что в устройстве "ходовой части" была невелика .
B учебке познакомился с Аудрюсом Пятронисом, мы с ним были в одном взводе 9-й роты, и в дальнейшем, в Афгане служили вместе в одном взводе. Был ещё литовец Алгис Палишкис, но в другом взводе.
В феврале 1987 года нас отвезли в горно-учебный центр, где в течении недели мы занимались горной подготовкой.
Отношения между собой, как обычно бывает в большом мужском коллективе абсолютно разных людей как по образованию, так и менталитету, были, скажем так, разные. Неоднократно приходилось драться с грузинами, почему-то именно с ними у меня не складывались отношения. То я кого-то из них отбуцкаю, то они меня в каптёрке четвером подкараулят.
Так прошло полгода, и апреле началась сдача экзаменов. Вождение я сдал хорошо, а вот зкзамен на политзанятиях я сдал просто отлично. От меня экзаменаторы ожидали чего угодно, но когда я им выдал фразу про то, что наш интернациональный долг зашищать афганский народ от американской интервенции, и что вфганскому народу с этим самым империализмом не по пути, и что также нам необходимо зашищать южные рубежи Советской Родины, они впали в ступор и поставили мне зачет.
Где мне предстояло служить в дальнейшем, я немного представлял себе.
Кандагар!
8 мая 1987 года, в 7 часов утра самолет ИЛ-76, в который нас загрузили, вылетел с аэродрома города Мары, расположенного в Туркмении, в город Кандагар, который находился на юго-востоке Афганистана. Сколько времени мы находились в полете, я не помню, но от начала снижения до приземления прошло примерно полчаса. Когда ИЛ-76 приземлился, и мы вышли из самолета, в лица нам ударил горячий 40-градусный ветер.
В это время на аэродром приехали "дембеля", которые должны были лететь этим же самолетом обратно в Союз. На груди многих были награды. Освободив грузовик для нас, они насмешливо кричали нам: "Вешайтесь, "чижики"! Мы их боялись и завидовали им одновременно. В конце концов, они уже летят домой, а нам предстояло забраться в грузовик и ехать в неизвестность.
 Что я имею в виду, 18-летний парень?
Кто-то из нас в дальнейшем может погибнуть или будет ранен...
Но юношеский азарт был сильнее, и я отвергал эти грустные мысли, наоборот, было действительно интересно, как же там будет дальше, быстрее бы!
А вот некоторые из нас хотели как можно скорее каким-либо образом "пострадать", но чтобы не очень сильно (надеюсь, вы понимаете, что я имею ввиду), и побыстрее вернуться домой. В общем, все так или иначе, тем или иным образом хотели быстрее вернуться домой.
Клуб 70 бригады, куда нас привезли с аэродрома, выглядел необычно, он был обшит металлическими пластинами. Нас рассадили в зале, и офицеры начали рассказывать, что нам предстоит служить в знаменитой орденоносной кандагарской семидесятой мотострелковой бригаде. Весь день мы провели в клубе, слушая рассказы о предстоящей службе. Наконец прозвучала команда "Строиться!", нас вызывали поименно и после этого развели по палаткам, где нам предстояло провести еще некоторое время до перевода в свои подразделения.
Начались так называемые двенадцать дней "карантина". Жили мы в палатках, кормили нас три раза в день, в основном кашами и картофельным пюре. Командовали нами сержанты, прослужившие уже по полтора года. Они не позволяли обращаться к ним по званию, а только по имени, но тот из нас, кто начинал вести себя слишком уж фамильярно и переступал некую грань, разделяющую нас, чтобы не забывал, "кто есть кто", получал "профилактический" удар в лицо.
В письме к родителям мы врали, чтобы служим в Кундузе, что недалеко от советской границы, что тишина, что мы практически не слышим выстрелов, всего достаточно, что недавно мы переехали в дшб (десантно-штурмовой батальон), что на новом месте службы более удобно, что здесь больше зелени, комфортнее туалеты. Я встретился с другими литовцами, Раймондом из Каунаса, который жил до армии, оказывается, совсем рядом со мной, Арунасом из Вильямполе, Римасом из города Паневежис. Он уже участвовал в войне, был ранен.
Распределили нас в разные подразделения - я, Одри Петронис Мадонского района и Видас Нумавичус из Клайпеды, попали в 3 десантно-штурмовую роту.
В роте сразу познакомившись со старослужащими. Все они по-разному к нам относились, одни лучше, другие хуже. Мордобой, и так называемый "дембелизм" в Афганистане были обычным делом.
Уроки "старослужащих" пошли нам впрок и мы поняли, что если старослужащий застает тебя за "ничегониделанием", то сразу получаешь в ухо. Некоторые офицеры подобным отношениям препятствовали, некоторые смотрели на это сквозь пальцы. Наиболее неприятным типом в 3 роте был замполит, старший лейтенант  Нефляшев. Это был тостый пузатый кавказец, и все старослужащие в роте боялись его, так как он всегда угрожал отправить их служить в пустыню, в пехотНЫЙ батальон, и что для занимающихся неуставными взамоотношениями и наркоманов не место в 3 десантно-штурмовой роте. Все бы ничего, если бы он сам не "грешил" этими самыми делами. В тот же день мы уехал на полигон. В первый день на полигоне было весело.
После завтрака нас, так называемых "молодых" (или по другому "чижиков") посадили за штурвал БМП-2, а старшие ("черпаки" - это кто прослужил на полгода больше нас), объясняли нам, как лучше управлять бронированной машиной. Занимаясь вождением, мы подъехали к небольшому грязному ручью, в котором, как оказалось, тем не менее водилась рыба.
- А теперь рыбалка! - Старослужащие достали гранаты и начали бросать их в воду.
На поверхность всплыло много рыбы, мы бросились собирать ее в мешки.
А вечером нам показывали фильм. О чем он был, я не помню, потому-что я спал большую часть, так как сильно устал.
Первый рейд
После возвращения с полигона офицеры роты на построении сообщили нам, что батальону вскоре предстоит идти на войну и чтобы мы все к этому подготовились. Мне было приказано подготовить БМП-2 № 436. Работы было по горло, но это было полбеды.
Уже перед выездом техник роты еще раз перечитал список личного состава роты, идущих на боевые действия, и вдруг оказалось, что я занимался не той машиной.
Как оказалось, я должен был идти в рейд не на 436 БМП, а на № 434, т.е. я занимался не той машиной.
БМП № 434 была в ужасном состоянии. Когда-то это была лучшая машина роты, но предыдущий механик-водитель, уже улетевший на "дембель" в Союз, если так можно выразиться, "убил" машину, он совершенно не заботился о ее техническом состоянии. Аккумуляторы на ней были практически нерабочие, в двигателе текло масло и была утечка дизельного топлива.
Уже в первом "рейде" с машиной были большие проблемы.
Несколько раз двигатель глох на подъемах, и в последний раз мне никак не удавалось завести его, так как аккумуляторы были "убиты". Апофеозом всех этих проблем, свалившихся на меня, стало возгорание БМП вследствии утечки дизельного топлива в десантном отсеке. Тушили чем могли, и землей, и водой.
К сожалению, для этого пришлось использовать всю воду из питьевых запасов, которая находилась в привязанных баках на корме машины, а также сгорел весь запас продовольствия нашей группы, но самое главное, что не начали взрываться боеприпасы, которые находились в десантных отсеках.
Через несколько дней рота вышла на место, где нам предстояло блокировать передвижение душманов. Перед нами находилась длинная гряда гор, по другую сторону которых располагалась массивная "зеленая зона", так называемая "джилиранская зеленка", от имени кишлака Джилиран. Все эта "зеленка" находилась под постоянным огнем нашей артиллерии.
Сразу по прибытию на исходный рубеж командир роты Афанасьев, который только перед этим "рейдом" прибыл из отпуска в Союз, дал указание восстанавливать машину. Одновременно экипажам боевых машин нужно было рыть окопы для БМП, обустраивать место для командира роты и замполита, солдаты рыли окопы. Земля была как камень, у нас в наличии только ломы и лопаты, ладони наших рук были в волдырях и потертостях. Командиры объясняли нам, что это делается для нашей же безопасности, и что тем самым он пытается спасти нашу жизнь, что так более безопасно, а у меня в голове крутилась мысль: "А что если командир батальона в любой момент даст команду передислоцироваться? Вся наша работа напрасно!".
Утром 15 июня была очередь нашего экипажа дежурить на радиостанции. Как правило, дежурили наводчики-операторы, но тогда "на связь посадили" меня. Я включаю радиостанцию, но она не работает, не хватает мощности заряда батарей. Вместо необходимых 23 ампер, он выдает всего 10 ампер.
Нужно было как-то завести БМП, я доложил об этом командиру роты и попросил его позволить покатить машину с холма, чтобы завестись на ходу. Он разрешил.
Я освобождаю стояночный тормоз, и машина начала катиться вниз под горку, но... Если "не везет", то "не везет" до конца. Мои неприятности продолжались.
Нажимаю на педаль тормоза - тормоза не работают! БМП катилась вниз, все более и более ускоряясь, и наконец разогнавшись, она скатилась в сухой ручей под горкой, а там, ударившись нижней часть "носа" о противоположный скат ручья, с грохотом остановилась.
 Крышка люка механика-водителя, сорвавшись с фиксатора, больно ударила меня в шею. Как она мне шею не сломала - сам не понимаю. Люк в итоге пришлось снимать полностью. Привязанный на корме машины ящик 82-мм минометных мин оторвался и мины рассыпались вокруг, но хорошо, что они не сдетонировали!
Командир роты этого не видел, вероятно заснул. Надо было как-то быстрее выбираться отсюда, пока он не увидел.
Механик-водитель Костя Тунчик подогнал свою машину к моей, и зацепив тросом, сказал мне садится на место механика, и он начнет пробовать вытягивать меня. Но я до тех пор все еще находился в шоке, и в испуге отказался, потому-что боялся, что не справлюсь.
Вместо меня за штурвал сел Гафаров Радик. Тунчик потихоньку начал тянуть мою машину, и даже немного протянул ее по склону, но мощности двигателя, видимо не хватило, и они обе скатились обратно а канаву. Ко всему прочему с машины слетела одна "гусеница".
К этому времени проснулся командир роты, увидел все это, начал кричать на меня, приказал собрать всех механиков и немедленно отремонтировать БМП.
Весь день, собрались вместе, все механики-водители роты занимались ремонтом. Работы мы завершили только поздно вечером. Все очень сильно устали, но по крайней мере, не было необходимости рыть окопы.
На следующий день мы сменили позиции. Командир роты приказал трем машинам переехать на правый фланг, откуда нужно было поддержать атаку наших союзников-бабаев в "зеленку", где действовали душманы.
Через несколько дней командир роты приказал всем укрыться, потому-что бабаи начали очедную атаку на укрывшихся в "зеленке" душманов, и там начался бой, и над нами начали летать "шальные" пули.
"Зеленых" (афганских солдат) поддерживали танки, в зеленой зоне слышались разрывы снарядов и взрывы гранат, но атака не удалась, и афганские солдаты отступили, а некоторые из них, как нам сказали, остались в "зеленке" и присоединились к душманам.
Находящимся внизу было интересно, что там происходит, и некоторые из наших солдат с разрешения замполита поднялись на холм, где располагалась группа старшего лейтенанта Пилькевича. Но как только они поднялись на горку, раздался свист, а сразу за ним - взрыв. Наводчику-оператору молдаванину Сергею зацелило осколком голову, он застрял в коже. Остальные быстро привели его обратно к машине,он сразу был отправлен в батальонный медпункт. К счастью, все закончилось хорошо. Доктор батальона Барановский вытащил длинный фрагмент осколка из его головы, и молдованинин впоследствии повесил себе его на шею как талисман.
Тем, кто находился в горах, было сложнее, чем нам. Им было необходимо спускаться вниз каждый день за пищей, водой, боеприпасами, которые они затем сами на своих плечах тянули вверх, на свои позиции.
В то время экипажам боевых машин подниматься в горы были не обязательно, но если кто-то из них чем-то провинился перед командиром роты, то они тоже тащили наверх пищу, воду, мины для миномета. Несколько раз я провинился.
Наша машина стояла ближе всего к горе, на которой располагались дружественные нам афганские солдаты. К нашему командиру регулярно приходили несколько афганцев,они постоянно приносили с собой огурцы, лук и прочую всякую зелень. Командир роты приказал нам, чтобы перед каждым их приходом в гости к нему стоящие на дежурстве обязательно его предупреждали.
Однако, как раз мы проспали их приход. На нас по связи вышел Коробов Сергей и передал нам приказ командира срочно прибыть к нему. Мы идем с наводчиком-оператором к командиру роты, и видим, что рядом с ним сидят два афганца и Видас Нумавичус, спустившийся вниз с горы для пополнения запасов. Разъяренный командир роты гневно приказал мне помочь Нумавичусу в переноске продовольствия, мне дали коробку сухого пайка, которую нужно было отнести наверх, на гору.
Коробка была не тяжелая, но подниматься на гору с ней было очень неудобно. До половины горы мы поднимались по небольшим камням, на которых сильно скользили ноги,а далее начинался очень крутой подъем. Я давно не получал таких больших нагрузок, и готов был выплюнуть легкие.
Моему земляку было легче идти, так как обе его руки были свободны, потому что сухпай был уложен в вещмешок. Он помогал мне как мог, и запрыгнув на очередной большой камень, брал у меня коробку, затем протягивал мне руку, помогая мне илти вверх.
Через несколько дней после ремонта своей машины, мы увидели два афганцев, который шли в сторону БМП  командира роты. Начали им кричать: "Бурум, бача!", чтобы остановить их, но не успели.
Наказание со стороны ротного не заставило себя долго ждать.
На этот раз за очередной наш "залет" командир несколько раз "настучал" наводчику-оператору в голову, меня отругал матом, а затем приказал снова подняться на гору.
- Не доходит через голову, дойдет через ноги!
На этот раз я поднимался уже не с одной, а сразу с думя коробками сухпайка. В руках все не помещалось, поэтому частично сухпай засунули в рюкзак. Туда тоже все не влезло, так что оставшиеся коробки привязали по бокам ремешками.
Командир роты приказал нам подняться наверх и спуститься вниз по земле в течение часа.
Мы понимали, что это невозможно, вернулись через полтора часа. Ротный был очень недоволен, приказал нам вырыть по обе стороны машины индивидуальные окопы для стрельбы в полный рост. Мы принялись неспешно копать, и как чуствовали, что через полчаса поступит приказ перегнать машины на другое место, немного правее. Аккумуляторы были разряжены, заводка воздухом не работала, так что завестись я мог только с внешнего кабеля.
Солярка все еще продолжала подтекать где-то в десантных отсеках, за время стоянки вытекло где-то литров 30.
Возиться с машиной приходилось постоянно.
После выполнения приказа мы получили новый. Так как о возвращении в место постоянной дислокации ничего не было слышно, замполит приказал закопать машины в землю аж под башню, и ко всему прочему ешё и камнями обложить, так, чтобы только башня со стволом видна была.
Началось жуткое время! С утра до вечера, разделившись на две группы, мы копали эти окопы. Земля твёрдая как камень, а тротилом взрывать не разрешили, так что рыли окопы только руками, киркой и лопатой, руки до мозолей стерли. Ротный даже с гор из групп снимал по одному человеку, чтобы они помогали нам. После такой работы дежурить ночью было очень трудно, очень хотелось спать. Я присел на камень, и не заметил, как задремал, и не заметил, как командир роты проснулся. Он обошел машину вокруг, никого не увидел, и стал кричать:"Часовой"! Я услышал его крик и ответил ему. Он спрашивает, где я был?.
Я отвечаю:"В туалете".
Командир построил весь личный состав поста и приказал "дембелю" Ляховецкому Игорю - тот был заместитель командира пулеметного взвода - наказать всех.
Сразу после этого я получил от Ляховецкого несколько ударов в лицо и получил приказ вырыть окоп для стрельбы лежа. Никто из личного состава поста не имел права ложиться спать, пока я не вырою окоп - таков был приказ командира роты Афанасьева.
Целыми днями мы копали и копали. Взрывы и стрельба со стороны "духов" прекратились, так что ходили раздетыми по пояс, жара стояла неимоверная.
Наконец-то все машины, кроме БМП № 439, были окопаны как положено по уставу. Всё это так надоело, что хотелось всё бросить и не работать.
 И когда мы уже наполовину окопали и последнию БМП, от палатки ротного запустили три ракеты в места нахождения групп на горе. Это был сигнал "сниматься"!
Ротный приказал подготовится к выезду.
В Советской Армии было принято, чтобы солдат как можно больше был чем-то занят и имел минимум свободного времени, неважно, нужна эта работа или нет. Самое главное, чтобы солдат "сильно устал", и ему в голову не приходили "дурные" мысли.
При выезде в бригаду на моей "многострадальной" БМП отказала вторая передача. Пехоте пришлось пересесть на другую машину.
Мы долили масла в коробку передач, техник роты Ханьжин вбил кувалдой третью скорость, сам сел за штурвал, и так потихоньку, отстав от роты, мы вернулись в бригаду.
Машину там сразу починили, заменили рулевой механизм. Все это делали очень срочно, так как после нескольких дней отдыха намечался новый "рейд".
Осмысление
После первых выездов "на боевые" я стал опытнее во всех смыслах, и в том числе в плане организации питания на "войне" - потому что понял, что одного только сухого пайка недостаточно для для нормального питания на "в рейде". В хлебопекарне с помощью двух земляков-литовцев я набрал много буханок хлеба и пол-мешка муки, а также прихватил несколько банок консервированного картофеля. Я занимался "заготовкой" не один, остальные солдаты тоже что-либо приносили, кто что мог, поэтому у нас в машине получился довольно большой запас разного рода продуктов. По солдатски такой запас продуктов называется "затарка". Утром батальон выдвинулся в южный Кандагар, район Дехходжа. Мы потеряли много времени на прохождение  перевала,но вот наконец-то мы достигли исходного рубежа и расположились в "зеленке". Я поставил свою машину перед глиняным забором, он прикрывал БМП спереди, поэтому окапывать машину не было необходимости, необходимо было прикрыть лишь корму машины, где находился командир взвода Правдин Владимир, ее обложили большими кусками глины, это как мы подумали, хоть небольшая защита от гранат из РПГ (ручного противотанкового гранатомета).На крышах близлежащих домов мы установили посты, я оказался рядом с Нумавичусом Видасом, и теперь хоть по-литовски было с кем поговорить, о доме вспомнить. На следующий день пришли техник роты прапорщик Ханьжин и его помощник узбек Рахимов - он здорово разбирался в устройстве БМП - и принялись ремонтировать мою машину. Они заменили генератор, починили проводку, не переставая все это время ругать меня за то, что я аккумуляторы "посадил". В конце концов техник роты "завелся" и разозлился не на шутку, и посоветовавшись с командиром группы Правдиным и ротным Афанасьевым, решил забрать меня в свою группу, в которой он сам находился, на "перевоспитание". В течение двух недель, пока мы находились в место постоянной дислокации батальона, меня перевели из состава бронегруппы в стрелки. Я только был рад происходящему, ибо ну не получалось мне быть механиком-водителем, да и сам я этого, если честно, не хотел. Группа техника стояла на правом фланге расположения роты. Там было тихо, спокойно, "духи" не беспокоили, прямо таки сельская идиллия. Осатаневшие от безделья старослужащие разлекались стрельбой по кошкам и птичкам, а по ночам затеивали фейерверки из "трассеров" (трассирующих пуль), которые часто летели в сторону поста афганской армии, находящегося неподалеку. Оттуда в ответ были слышны недовольные крики в наш адрес. Так продолжалось несколько дней, пока однажды утром, когда техник с несколькими солдатами уехал в бригаду, к нам подошел командир группы старший лейтенант Пилькевич и сказал, что час назад погиб в соседней группе механик-водитель 432 машины Константин Тунчик. По слухам, он наткнулся на "растяжку", и несколько осколков попали ему в грудь. Позже в советской печати, в "Известиях", была статья про войну в Кандагаре, в ней также упоминался и Тунчик, якобы убитый осколками минометной мины. Меня перевели в группу старшего лейтенанта Палкина, которая чаще всех в роте вступала в перестрелки с душманами. Утром того дня, когда меня перевели, пулеметчик Андрей Смирнов застрелил из своего пулемета какого-то афганца, которого он увидел в траве неподалеку от расположения группы, он принял его за душмана. А возможно, это и был душман-разведчик. Через некоторое время из города пришла целая делегация афганцев, они хотели разобраться, что случилось и почему мы его застрелили. Но в итоге их всех послали на три буквы, они забрали тело убитого и с ним ушли обратно.  В "зеленке" напротив, за небольшим полем, мы увидели двух каких-то людей. Мы предположили, что это "духи" и что они устанавливают мины, и открыли по ним огонь из всех видов оружия, имевшегося у нас. Бабаи исчезли, а зеленку напротив, где были душманы, затянуло дымом и пылью от разрывов снарядов. Когда дым рассеялся, то на месте, где "крутились" эти двое, кроме обрывков синих тряпок на кустах и земле ничего не было обнаружено. Так как в стрельбе по душманам использовались 30-мм пушки БМП, мы предположили, что это то, что осталось от "духов". В течение двух недель, пока мы находились в место постоянной дислокации батальона, меня перевели из состава бронегруппы в стрелки. Только что назначенный заместителем командира 2 взвода сержант Чмырь Юрий был "очень рад" меня видеть. Он давно меня ненавидел, а его ненавидели все в взводе. - Ну что, лабус, не захотел быть механом, теперь ползать будешь! Несколько дней спустя, когда батальон перед очередным "рейдом" выехал на полигон и наша рота занимались тактикой, мне в составе взвода пришлось прилично поползать в составе взвода по верблюжей колючке и горячему песку, ведь жара была порядка 60 градусов по Цельсию. Я, если честно, уже успел отвыкнуть от всего "этого", так как бронегруппа была освобождена от занятий по тактике в составе пехоты. Наши лица были в пыли, локти в крови. До обеда мы отрабатывали тактику, ну а ко мне внимание Чмыря было уделено персональное. Моментами мне хотелось пристрелить его. После тактических занятий мы отправились в кяриз, находящийся неподалеку (это ручей, который течет в подземелье), и там искупались и привели себя в порядок после напряженных тренировок. Наслаждение от прохладной воды было необыкновенное! Возвращаясь с полигона в бригаду, Виктор Сашков, сидящий за штурвалом теперь уже бывшей моей БМП, зацепил нашей бронированной машиной автобус с афганцами. И в салоне, и на крыше автобуса сидело много людей. Хорошо, что никто не пострадал, но паники было достаточно. Дорожный инцидент быстро "замяли" и мы двинулись дальше. Эти занятия на полигоне проходили в рамках подготовки к операции в провинции Гильменд, что примерно в 200х километрах севернее Кандагара, где советских войск не было вот уже несколько лет. Командир сказал нам, что душманы хотят захватить местную электростанцию, которую на данный момент охраняют солдаты афганской армии. Помимо этого одной из наших целей было уничтожение банды муллы Насима.
Рейд в район Базари-Панжваи летом 1987 г.
26 июня 1987 года батальон получил задачу выдвинуться в район Базари-Панжваи, который находился западнее Кандагара, для обеспечения боевой поддержки подразделений афганской армии, проводившей так называемую "проческу" данного района. В данном рейде я был в группе под командованием старшины роты старшего прапорщика Ореста Курендаша. Нас поддерживала БМП-2 № 434, механиком-водителем которой был Сашков. В группе были (из тех, кого помню) Нумавичюс, снайпером Юрий Пилипчук. Проехали Кандагар, "Чёрную Площадь"  без проишествий, далее с "бетонки" свернули влево. Я в этом районе еще никогда не был, и мне все было интересно. К месту так называемой "задачи" прибыли под вечер. "Броня" встала неподалеку от "зелёнки", ее близость немного напрягала и все старались быть максимально осторожными. Командир роты приказал экипажам окопаться, а пехота должна была успеть до наступления темноты подняться в горы на указаные им места. В полной экипировке бегом-бегом было очень тяжеловато подниматься, но тем не менее до наступления полной темноты группа успела подняться на гору, а там командир группы сразу же начал указывать персонально каждому позицию, и где и кому что нужно сделать для укрепления. Нам удалось отговорить его от проведения инжинерных работ его до утра, ибо стало совсем темно и все порядком устали. Утром, когда рассвело, перед нами с вершины горы открылся шикарный вид - река Аргандаб, и прилегающая к ней "зелёнка", в которой и был "духовский" укрепрайон. Старшина приказал строить укрепления. Работал я вместе с Ю.Пилипчуком. Работа шла тяжело. Бесконечное перетаскивание камней, все так надоело! - Чего такой без настроения?- спрашивает меня Юра. - Да день рождение мое сегодня, 27 июля, а я работаю как негр на плантации. - А ты не работай - Юрка мне говорит,- я сам всё сделаю. Я не согласился, уж если работаем, то вместе. Через час командир группы приказал Юре идти строить из камней укрытие для снайпера, а его сменил Видас Нумавичус. В этом рейде все было относительно спокойно для нас, за исключением эпизода с непродолжительным минометным обстрелом наших позиций со стороны духов. В один из дней афганская армия выдвинулась на "проческу" зелёной зоны, но "духи" не позволяли им это сделать, подбили "зеленым" два танка из гранатомета, и афганской армии пришлось отступить. Сразу после отступления афганской армии "заработала" наша авиация и артилерия, и с горы, на которой мы располагались, было прекрасно видно, как серия разрывов разного рода боеприпасов накрыла район предполагаемого нахождения душманов. По окончанию этого огневого налета командир группы старший прапорщик Курендаш непонятно зачем начал палить трассирующими пулями в "зелёнку", тем самым демаскировав наши позиции. Ответа "духов" не пришлось долго ждать, и на ответили нам любезностью на любезность, пустив в нашу сторону порядка восьми минометных мин. Одна из мин за малым не принесла нам большой беды, взорвавшись почти рядом с нашим миномётным расчётом, но минометчикам повезло, к счастью никто не пострадал. Неизвестно чем бы все закончилось для нас в дальнейшем из-за этой глупой демаскировки наших позиций, но после этого обстрела поступила команда "сниматься", и батальон вернулся в место постоянной дислокации, произошло это 5 августа 1987 года. В бригаде началась обычная междурейдовая жизнь - несение службы в караулах, разного рода наряды, разгрузка снарядов в артскладах, и тому подобное.
Рейд в провинцию Гильменд осенью 1987 г.
Я достаточно смутно помню дорогу на Гильменд, единственно что могу сказать, что шли туда более суток, если не больше (это с остановками), каких-либо значительных проишествий по дороге не было, лишь уже почти по прибытию на место, когда реку Гильменд уже было видно, подорвался на мине автомобиль "Урал" из взвода обеспечения, но водитель остался жив. На указанное нам вышестоящим командованием место мы прибыли, когда  уже почти стемнело. Прямо под нашими позициями располагался небольшой кишлак, с десяток-другой дворов, но было темно, и его досмотр решили перенести на утро. Ночь прошла относительно спокойно, и с утра пораньше, предварительно обстреляв кишлак из миномета, при поддержке двух БМП две группы роты двинулись на досмотр кишлака. Одна группа под командованием командира роты Афанасьева, другой командовал замполит Нефляшев. В кишлаке никого не оказалось, кроме одного престарелого деда, но это никого не удивило - ведь сколько времени было дано нами душманам беспрепятственно уйти. Было видно, что жители в спешке покинули его. Оружия мы так и не нашли, но на крышах домов было масса наркоты - мешки сушеного мака и анаши (местные жители его выращивание не считали чем-то из ряда вон выходящим, для них это было то же самое, как для жителя средней полосы России выращивание картофеля). Нашли лишь духовские фотки и несколько стреляных гильз от АКМ. В последующие несколько дней рота дважду меняла позиции, а духи напоминали о себе, обстреливая нас из безоткатного орудия, но все обошлось без потерь. В один из дней команда - выдвинуться к кишлаку Муса-Кала. Роте был придан танк с тралом, на него посадили в качестве пехоты меня, Чернявского и Глухова. Танк двинулся впереди ротной колонны БМП, которые шли точно по колее за ним, опасаясь возможных мин и "фугасов".. Двигались крайне осторожно, так как накануне был подрыв БТР-80 начальника политотдела 70 бригады, в результате чего погиб его водитель. Моя первая мысль была, когда ротный нас отправил на танк - пиздец всем нам! Мы же первые, все мины будут наши! И когда впереди наконец-таки показались дома кишлака, который нам предстояло блокировать, в нашу сторону началась беспорядочная стрельба из стрелкового оружия, пули щелкали по броне танка, рикошетя во все стороны. - Дембель в опасности! Не высовывай голову, а то снесут нахер, - начал причитать Глухов, которому до "дембеля" оставалось всего несколько месяцев. Танк открыл ответный огонь из своей пушки, мы закрывали уши руками, чтобы не оглохнуть, а мне казалось, что после каждого выстрела из танка взорвется голова и нас снесет с брони. Звук выстрела просто оглушаюший! А спрыгнуть с танка некуда, кроме него не за чем было укрыться. Но всё обошлось, нас не задело, нам "повезло" в том смысле, что "духи" вели огонь по нам с "фронта", а не флангов и башня танка служила нам надежным прикрытием. А вражеские пули либо выше летели, либо спереди в башню попадали. Механик-водитель нашего "слоника" был ранен осколком гранаты РПГ, и командир машины бросился ему на помощь, а мы как могли прикрывали его огнем из наших автоматов. Но вот наконец-таки механик перевязан и окончательно пришел в себя, и танк, взревев двигателем и выбросив в воздух густой клуб дыма, дал задний ход и ушел с линии огня. Я когда это видел со стороны... Вам не позавидуешь! - рассказывали впоследствии наши сослуживцы, находящиеся в тот момент в основной группе. Горин Олег рассказывал: - Я находился от танка метрах в сто - ста пятидесяти, и при каждом выстреле танка закрывал уши, ибо нет ничего хуже быть без "ушей" в бою. То есть не слышать, что, чего и как... А уж как они, сидя на танке, не оглохли, только им ведомо. Командир 3 десантно-штурмовой роты Афанасьев Николай получает приказ: - "Утес, Утес", поднимаешься на горку с правой стороны русла, занимаешь оборону, отслеживаешь огневые точки, при их обнаружении их подавлять и ждешь подхода царандойцев, поддерживать их огнем! Это все, далее вас ничего не касается! С предгорий видневшихся вдалеке гор по нам начались "пуски" реактивных снарядов. Было видно вспышку и легкий дымок вдалеке на фоне темных гор и через несколько секунд раздается свист летящего снаряда, и взрыв! Но все обошлось, рота успела рассредоточиться, никто от этого обстрела не пострадал. И тут я вижу, как с той стороны, откуда мы приехали, появляется около сотни каких-то людей, они выстраиваются цепью и идут по направлению к нам. Кто это?  Командир роты старший лейтенант Афанасьев доложил о сложившейся ситуации командиру батальона. Комбат Дунаев отдает приказ: - Не стрелять! Бабаи подошли к нам, по виду - самые настоящие "духи". К танку подошел их командир, по имени Абайдулло. Я присутствовал при разговоре Абайдулло с командиром роты, и смысл их разговора был приблизительно следующий..."Мол, здесь в Муса-Кале, всем заправляет банда Насима, и этот самый Насим недавно разбил банду Абдурахмана и стал здесь самым главным полевым командиром, а Абайдулло с этим не согласен и хочет под нашим прикрытием ему отомстить. Вся эта подошедшая "гоп-компания" - это есть дружественный нам его отряд. А помимо его людей, тут с ним еще и "царандой" (афганская милиция), переодетый в "духов". Короче, здесь черт ногу сломит, в этом клубке змей, в этой "собачьей свадьбе", пусть сами разбираются между собой. Вся эта "дикая сотня" начала заходить в кишлак с нашей стороны, но далеко у них пройти не получилось, где-то там во дворах возникла ожесточенная перестрелка. Абайдулло ходил с рацией и руководил боем, всё время что-то крича по своему. И тут случился смешной случай... В самый разгар боя на Абайдулло вдруг напала "медвежья болезнь" ( обосрался), он схватился за живот и побежал в ближайшую канаву. А еще смешней было то, что незадолго до этого боя его кто-то из наших угостил тушенкой с галетами. Может, и не из за тушенки такой конфуз случился, но кто знает! Кишлак людям Абайдулло тогда так и не удалось захватить, а перед нашей ротой такой задачи и не стояло, что и правильно. Оно нам надо, чужие разборки! Дело уже шло к вечеру, темнело, и комбат дал приказ вернуться на наши позиции. Этот рейд 3 десантно-штурмовая рота провела практически собственными силами, при поддержке двух танков. На исходе недели появилась информация, что "духи" со своей стороны подтягивают большие силы, а нам в помощь из бригады выдвинулся 1 мотострелковый батальон, но в итоге нас он так и не добрался, так как "духи" все основательно заминировали и еще на полпути к нам в 1 батальоне было уже двенадцать подрывов техники. Через пару дней была дана команда "сниматься" и наш батальон, выполнив все поставленные командованием перед ним задачи, благополучно вернулся в расположение 70 бригады.
Госпиталь
Когда мы вернулись а бригаду, я заболел "желтухой" (гепатитом). Для служивших в Афганистане это была обычная история, иногда бывало, до четверти роты лежало в госпитале с гепатитом, либо тифом, либо и тем и другим сразу - что мы называли между собой словом "букет". Меня отвезли в госпиталь, и после жизни в палатке и кормежки в солдатской столовой там было очень комфортно - белые простыни, тишина, хорошая еда, но мне это довольно быстро ужасно наскучило и хотелось вернуться побыстрей обратно в роту, к друзьям, общения с которыми мне недоставало, ну и по возможности успеть к следующему "рейду". При гепатите, когда зрачки уже пожелтели, и в туалете ты срешься белым, а писаешь темной мочой - то это значит, как нам говорили врачи, основная фаза болезни уже прошла, и все лечение сводится к тому, что нужно употреблять как можно больше сладкого. Нас регулярно поили сладким чаем, дабы печень очищалась быстрее быстрее. Когда наконец-таки мои глаза приобрели свой натуральный цвет - а это случилось спустя семнадцати дней лечения, то на очередном построении больных в числе выписывающихся я услышал свою фамилию, и меня направили обратно в свое подразделение. Климат Афганистана я переносил довольно тяжело - небольшие ранки на руках довольно быстро загнивали, хотя при любой возможности я обязательно их мыл. Но воды на войне, особенно в горах частенько не хватало, она шла на первоочередные нужды - для питья, приготовления пищи и т.п., для мытья она использовалась по остаточному принципу. В рейдах иногда не было необходимых лекарств.
Рейд в Даман
В декабре 1987 года батальон вышел в свой очередной рейд. Колонна машин нашего подразделения без проишествий проследовала через Кандагар, и сразу за городской окраиной, где находился наш пост "ГСМ", свернула налево с основной дороги. Перед нами находился кишлак Мир-Базар. Длинная "ленточка" нашей техники продвигалась очень медленно, так как местность в этих местах была сильно  минирована, и впереди пошли саперы. Все были очень напряжены, внимательно осматривая окрестности. Вдруг где-то впереди, в начале нашей колонны прогремел взрыв, поднялся столб дыма и пыли, раздалась стрельба из автоматов и пулеметов. Пехота быстро спрыгнула с машин на землю, используя броню как прикрытие. Мимо нас промчалась БМП, на "ребристом" люке которой лежал раненый боец, которого придерживали товарищи. Как я потом узнал, это был Метелица из взвода связи, к сожалению через несколько минут он скончался. Душманы обстреляли "голову" нашей колонны, одна из гранат попала в колесо автомобиля "Урал", другая в корму БМП взвода АГС, к счастью, без особых последствий. Комбат, видимо решил не рисковать, и отдал приказ разворачивать колонну. Мы двинулись обратно в сторону Кандагара, и обойдя перевал, который находился между нами и городом, двинулись в Даман с другой стороны перевала, то есть со стороны Кандагара. Я до этого еще не был в этих краях, и чем далее мы удалялись от города на юг, тем невиданнее становилась местность вокруг. Начиналась "зеленка" во всей своей красе, больше стало виноградников. Начинало уже темнеть, и чем темнее становилось, тем более росло внутреннее напряжение. Вокруг повсюду были мины, и механики-водители старались максимально возможно ехать по колее впереди идущих машин. Колонну "духи" несколько раз обстреливали из гранатометов, реактивными снарядами и из стрелкового оружия, мы во время каждого обстрела "спешивались" с брони, и обстрелы особого вреда нам не принесли. Авиация поддерживала продвижение нашего батальона, сбрасывая бомбы на позиции "духов". По рации передали, что во второй роте подрыв, в БМП пробито днище, но к счатью, никто не погиб, лишь механик-водитель, узбек, которого я знал еще по термезской учебке, поломал ногу. Затем подорвался на мине танк, идущий впереди, ему оторвало каток, механик был ранен. Вокруг уже стемнело, и замену катка было решено перенести на утро. Комбат отдал приказ ночевать на броне, костров не разводить, никакого света чтоб от нас не видел.  Неподалеку от подорвавшегося танка танкисты обнаружили несколько уже начинающих разлагаться тел в форме афганской армии. Рано утром, как только начало светать, мы снова двинулись вперед. Обойдя стоящий впереди поврежденный танк и приступивший к его починке экипаж прямо по винограднику, я был поражен количеством убитых афганских солдат вокруг. Судя по всему, убили их ночью, так как многие из них лежали в армейских кроватях, и случилось это, по всей видимости, несколько дней назад, так трупы уже начали разлагаться, и многие из них уже погрызли шакалы. Запах стоял вокруг очень тяжелый, и это при том, что декабрь месяц стоял на дворе. Можно себе представить, как бы тут воняло летом. Трупы мы не трогали, так боялись, что они заминированы (и оказались правы, между прочим, под некоторыми лежали гранаты без чеки). Одна из машин нашей роты осталась около этих развалин, остальные двинулись далее. Дойдя до очередных развалин, комбат дал приказ остановиться и ставить здесь КП батальона, второй роте он скомандовал двигаться далее, а нашей вернуться немного назад. Мне иногда казалось, что минами здесь нашпиговано буквально все, каждый квадратный метр земли. Буквально на наших глазах несколько афганских солдат, собирающих тела своих погибших собратьев, подорвались на минах и гранатах, которые душманы подложили род трупы, плюс ко всему прочему они обстреливали наши позиции периодически из гранатометов и стрелкового оружия. Мы в долгу не оставались, и вели ответный огонь, да и танкисты поддерживали нас огнем танковой пушки. В перерыве между обстрелами мы стали закапываться в землю, вырыли сначала индивидуальные окопы, затем окоп для минометного расчета, а затем при помощи взрываемых тротиловых шашек нами был вырыт окоп для БМП. Окопались тогда мы основательно. Группы, которые находились слева-справа от нас, периодически перестреливались с "духами". У нас в группе было поспокойнее, лишь изредка по нам постреливали - одиночными из "АКМ" в основном, иногда реактивными снарядами, который взрывались неподалеку. Мы в ответ в их сторону также "лениво" одиночными выстрелами отвечали. Разок в честь наступающего Нового Года решили фейерверк сделать, поставив напротив наших позиций снаряд от пушки БМП-шной, и расстреливали его "трассирами" из автоматов, но он "шарахнул" так, что желание заниматься подобного рода глупостями у нас пропало напрочь. С питанием проблем небыло, пекли даже блины. Как-то утром Пасечкин Александр едва не погиб, зацепив "растяжку".Взрыв, дым и пыль. Пасечкин подбегает, а в воротнике его бушлата торчит осколок. - Чуть не взорвался, - говорит. А во второй роте один узбек, не помню фамилию, подорвался на мине, ему оторвало ногу, и падая, он локтем угодил на другую, руку оторвало до плеча. Наступал Новый Год. В бригаду, на место постоянной дислокации, возвращаться команда до сих пор не поступала, и нам стало понятно, что дату наступления Нового 1988 года роте придётся праздновать здесь. Мы срубили какое-то дерево, поставили его возле блиндажа. На ветви в качестве украшений понацепляли ракетниц, гранат, пустые консервные банки, вместо гирлянды пригодилась пулемётная лента. Ну чем не новогодния ёлка? Перед самым Новым Годом роте случился "новогодний подарок от духов". Возле развалин одного из домов БМП № 430 сдавала задним ходом, и наехала на "фугас". После мощного взрыва машина загорелась, потушить ее не получилось, и спустя некоторое время внутри начали взрыватся боеприпасы. Экипаж, если так можно выразиться в данном случае, отделался "легким испугом", механика-водителя Токарева Костю немного контузило, наводчик-оператор сломал руку, а Обачь, сидевший на броне сверху, лишь немного ушибся. Старшина роты Курендаш, как и положено всем старшинам рот в подобного рода случаях, сделал "все как надо", то есть списал на подорвавшуюся машину массу разных вещей, которых и близко не было на БМП. А 10 января снайпер тяжело ранил заместителя командира 1 взвода Вячеслава Чекаева (его к нам перевели из батальона спецназа). Командир группы Палкин доложил об этом инциденте комбату. Чекаев на момент ранения был без бронежилета, и чтобы избежать лишней нервотрепки от вышестоящего командования, командиры взяли его бронежилет, положили на землю и прострелили одиночным выстрелом из автомата, имитировав таким образом, что  Чекаева в нем подстрелили. Через несколько дней нам сообщили, что Чекаев в госпитале скончался. Тот Новый 1988 год останется в памяти навсегда. 31 декабря после обеда начался дождь. Вечером, как только мы стали накрывать стол, дождь усилился и перешел в настощий ливень, разогнавший группу кого в блиндаж, кого под плащ-палатки. Было сыро и мокро, а мы, обнимая свои автоматы, лежали и ждали наступления 00 часов. Была такая грязища, что мысль о салюте в полночь отложили на потом. Соседние группы, которые находились в развалинах домов, чувствовали себя в этом плане комфортнее, и Новый Год встретили как положено, очередями из всего что было и залпами из пушек БМП. Дождь перестал лить только под вечер 1 января, вот тогда-то мы и начали его отмечать. Вместо стола поставили ящик от танковых снарядов, выставили на него колбасу "ДАК", печенье югославское, напитки безалкогольные - газировку "SiSi" и фруктовый сок "Dona", в общем все то, что в бригадном магазине продавалось. Сидели, общались, рассказывали разные анекдоты и т.д. Позже все встали в цепь, и стали стрелять из стрелкового оружия в сторону "зелёнки", к нам присоединились и другие группы. Механик-водитель Пятронис выскочил из БМП с своим АКСУ и возле моего уха так стрельнул, что от этой хлопушки я на мгновение почувствовал себя как после контузии. Вот так мы встретили свой дембельский год. Душманы продолжали обстреливать наши позиции, и не сказать, что попусту - легко ранен был наш командир роты и механик-водитель его БМП. Ротный за это легкое ранение получил орден "Красной Звезды".! Читать далее... |
{jcomments on}
|
