Литва-Афганистан ...И обратно 2

Февральский рейд в провинцию Гильменд, 02.1988 г.

О жизни в бригаде даже вспоминать не интересно, всё было монотонно. Рота - заступление в караул, из караула - в роту, и так день за днем...
В середине февраля батальон выехал на три дня на полигон. Снова тактические занятия, ползания по колючке, копание окопов, стрельба по мишеням. Но как бы то не было, это было хоть какое-то разнообразие.
015В один из дней мы отрабатывали высадку с вертолёта (а это до сих пор было редко, практически первый раз), и всем стало понятно, что это подготовка к следуюшей операции.
...Вертушка зависла в 2-3 метра над горкой, а мы прыгали вниз в полной экипировке - бронежилеты, каски, РД с двумя миномётнами минами по бокам, ну и личное оружие, разумеется.
Особенно нелегко было минометчикам, так как им пришлось прыгать кому с миномётной трубой, кому с плитой. В считаные секунды мы должны были занять позицию к бою, и быть готовыми начать стрелять.
Вертолетчики нам говорили, что раньше парням приходилось прыгать и с 6-8 метров, но после переломов рук и ног такие занятия с такой высоты запретили делать, но мне кажется, это байки.
Три дня уиленных занятий пролетели незаметно, и по возвращению в пункт постоянной дислокации мы узнали, что через неделю нам предстоит "выезд на войну".
Как-то вечером замполит роты старший лейтенант Нефляшев собрал личный состав роты на комсомольское собрание.
- Кто не комсомолец, встать !
Встают человек пять. Замполит посмотрел на нас и говорит:
- Я имею ввиду встать не тех, кто комсомольский билет потерял, а тех, кто вообще не комсомолец! Все сели, я остался стоять.
- Всё с тобой ясно - говорит он.
- Товарищ старший лейтенант, я в комсомол не вступлю, потому-что я верущий в бога, да и отец мне не велел.
Этот момент мне аукнулся весной 1988 года. Дело в том, что прилетевшее весной в батальон молодое пополнение после двух недель пребывания в нашем подразделении отправили назад в Союз (видимо командование решило ввиду предстоящего вывода войск не рисковать необстреляными солдатами, или может быть по другим соображениям), и в ротах очень стало нехватать в том числе сержантского состава, и мне в числе прочих предложили им стать с одним условием...
Что я должен вступить в комсомол. Да и вместо 18 чеков денег рядового получал бы 36 сержантских чеков. Я отклонил это предложение, и остался, как говорится в армейской поговорке, "с чистыми погонами и чистою совестью".
Вечером, на вечерней поверке, нам довели приказ из Москвы, что командованию 40 армии приказано беречь каждого солдата, в кишлаки не входить, занимать только блокировкой указанной местности, "работать" должна большей частью только авиация и артилерия, а наша задача не дать бандформированиям отступить в безопасное место.
Там же, на вечерней поверке нам сообщили, что высадка на "вертушках" отменена, едем воевать "на броне". Горы штурмовать напрямую категорически запрещено.
Для командования нашей 40-й армии руководство в Москве приказало любой ценой избегать по максимуму погибших в этой войне, по возможности избегать прямых атак, прекратить так называемую "проческу" кишлаков. И что наша задача - это выполнение боевых задач следующим образом - : прийти, по возможности незаметно, не принимать участие в активных боевых действиях, всегда быть готовым к нападению душманов.
Этот рейд в првинцию Гильменд был самым долгим, он длился 33 дня. Но самое плохое для меня было в том, что я снова в группу замполита попал, а никто и никогда из солдат к нему в группу попадать не хотел. Кроме замком 2 взвода Чмыря Юрия, конечно. Нефляшев шутливо называл нас "кайф-банда". Своим заместителем он, разумеется, назначил Чмыря Юру, а тот очень любил покомандовать всеми под прикрытием замполита.
Он с виду был худой "как велосипед", и тощий как "символ смерти", ни разу на турнике он не мог подтянуться.
В "кайф-банду" также входили Юрий Завёрткин (он же "чилим", он же "наркоша", так мы его между собой звали), он был небольшого роста и внешне постоянно выглядел как "обкуренный", Виктор Дедиков ( у него было много прозвищ, я назову самое безобидное - "Пирожок"), Сергей Коробов ("Клык"), это потому-что у него один зуб был лишний.
Прибыв на место, рота заняла позиции в горах.
В первую ночь мы рыли окопы.
Замполит говорил, что стоять здесь будем долго. Выкопав индивидуальные окопы, принялись рыть окоп для БМП, а затем свои окопы мы соединили траншеей в полный рост.
Четверо суток мы непрерывно рыли как кроты. Ночами копали тоже, чтобы не мёрзнуть. Ко всему прочему выкопали спальный блиндаж и блиндаж для приёма пищи. Мне кажется, за это все нас следовало наградить как минимум медалями с изображением лопаты и лома.
Заместитель командира батальона, осмотрев наш пост, похвалил за старательность и объявил нам, что через пару дней016 мы переезжаем на другое место. От его слов мы аж онемели - какого ж черта столько копать надо было?
На новом месте все офицеры, как-то командиры рот, комбат, замполит батальона устроились неподалеку друг от друга и нам пришлось построить этим товарищам помимо прочего и отдельную, так называемую командирскую палатку.
По военно-полевым меркам они очень хорошо устроились - матрасы, подушки, простыни, ну и печь, разумеется им поставили. На обслуживание всего этого "хозяйства" привлекли (ну или отвлекли от службы) нескольких солдат - это для "принеси-унеси", заготовки дров и т.д.
В один из дней по связи сигнал:
- Боевая готовность номер один!
Все быстро экипировались, приготовили оружие и сели на "броню" в ожидании команды "Вперед".
Как оказалось, несколько БТРов 1 мотострелкового батальона попали в засаду, организованную душманами. Все происходило буквально на наших глазах, и в бинокль было видно, как задымилась одна из машин, и было даже видно фигурки "духов", приближающихся к ней. Оставшиеся БТРы рванули на помощь подбитой машине, завязалась перестрелка, и противник отступил в глубь "зеленки". По радиостанции передали, что в результате нападения погибло несколько человек.
Команда "вперед" нам так и не поступила, и весь этот достаточно скоротечный бой мы так и просидели на машинах, рассматривая происходящее в бинокли. Бойцы были разочарованы тем, что нас не привлекли к этому бою, ибо все, если можно так выразится, "застоялись" и очень хотелось пострелять и повоевать по-настоящему.
И вот наконец наступил третий этап операции, самый сложный.
Передав свои позиции шиндантскому разведбату, мы двинулись далее, в указанный район.
Колонна бронетехники батальона шла очень долго, практически весь световой день, и только к вечеру мы прибыли в район кишлака Каджаки, что находился в провинции Гильменд. Этот кишлак был известен тем, что рядом располагалась гидроэлектростанция Каджаки - одна из наиболее крупных ГЭС в Афганистане.
Она находится в 120 километрах к северо-востоку от центра Гильменда, ближе к соседней провинции Кандагар. Эта ГЭС обеспечивала электричеством эти две провинции и несомненно, являлась стратегическим объектом. Подразделения батальона начали занимать указанные им позиции. На участке, предназначенном для 3 дшр, группа под командованием старшего лейтенанта Нефляшева заняла левый фланг обороны.
Мы уж было надеялись переночевать эту ночь на "броне", но не судьба...
Поступила команда подняться на близлежащую горку, и расположиться там.
Было очень темно, хоть глаз выколи, но что делать? Пришлось подниматься в кромешной темноте наверх. Меня ко всему прочему ещё загрузили минометными минами.
Не сказать, чтобы там были настоящие горы, скорее сопки, но склоны их были достаточно круты, а мне давненько не приходилось по горам лазить по-настоящему, да и загружен был я, как мул. Кто был относительно налегке, те быстро поднялись наверх, а оставшиеся - это в основном минометчики, тащившие на себе миномет и прочие его причиндалы (минометную плиту, треногу), и мы, тащившие помимо амуниции минометные мины, перекликаясь между собой, как грибники в лесу, медленно поднимались по склону вперед.
Когда я поднялся наверх, одежда была мокрой от пота, хоть выжимай, устали все невыносимо, но было необходимо забрать еще оставшиеся внизу вещи. Наводчик остался наверху, а мы пошли в очередной рейс. Нам разрешили снять бронежилеты и каски, но это уже почти не имело значения, ибо мы уже едва передвигали ноги, шли практически "на автопилоте". Подняли на гору минометные мины, и уж было обрадовались, что все на сегодня, но замполит, поднявшийся налегке вместе с нами на гору, "обрадовал": "Нужно еще принести палатку"
- Товарищ старший лейтенант, может потом?! Мы уже еле ходим! - начали мы протестовать.
- Вы же десантники! Вперед!
Поспать в ту ночь удалось лишь часа два, не больше.
Вечером минометчики открыли огонь по намеченным ранее целям, выстрел-другой, вот опускают очередную мину в ствол... И тишина! Где выстрел?
- Стоп! Прекратить огонь! - прозвучала команда. - Мина осталась в стволе!
017Едва не произошло так называемое "двойное заряжание", когда на еще невышедшую из ствола миномета по разным техническим причинам мину в горячке боя закидывали следующую мину.
- Квасковас, урод! Ты трубу плохо почистил?
Обычно в таких случаях происходил их обоюдный подрыв в стволе миномета, сопровождавшийся последующей гибелью минометного расчета. Специально для защиты от таких случаев существовал предохранитель от двойного заряжания - простейший двуплечий рычаг на втулке ствола, но их часто то забывали одеть на ствол, то полагались на "авось" - мол, с нами такого никогда не произойдет. А вот почти случилось! Хорошо хоть вовремя заметили!
Что делать? Надо доставать мину... Иначе это называлось "родить мину".
Минометчики начали медленно наклонять трубу, а моей задачей было поймать невыстрелившую мину, когда она начнет выезжать из ствола. Руки противно дрожали от мысли, что я не сумею поймать ее, и безумно хотелось пить.
Но слава Богу, я ее поймал! Мандраж начал потихоньку проходить, и я успокоился.
И тут минометчики "отличились" вновь, уронив минометную трубу с обрыва, и она деформировалась от удара об камень... Какие ж они криворукие!
Замполит "рвал и метал" от злости, но что делать! А ведь еще осталось порядка тридцати невыстреленных минометных мин, и куда их прикажете девать?
Нести обратно на броню?
Нафиг... Мы пооткручивали им взрыватели, и забросили в расщелину неподалеку.
Сухие пайки на гору приносил Заверткин, он был назначен Нефляшевым дежурным носильщиком. Заветкин приносил пищу, воду, иногда пустые коробки из под сухпая, чтобы здесь их сжечь (такое у Нефляшева было "вывернутое" с точки зрения нормального человека чуство юмора), а иногда замполит его присылал по несколько раз на день лишь затем, чтобы что-то спросить. Несколько раз и мне приходилось подниматься на вершину горы, а так как спуск и восхождение занимали около двух часов в общей сложности, то временами не хватало времени нормально поесть.
Активных боевых действий в эти дни не велось, лишь авиация активно бомбила кишлаки, находящиеся под нами в долине. Самолеты прилетали как по расписанию, и отстреливая тепловые ловушки, препятствующие попаданию в них зенитных ракет, сбрасывали бомбы и пускали ракеты на предполагаемые позиции противника. Каких-то видимых результатов, не считая конечно разрушенных домов, мы не видели, я имею ввиду тела убитых душманов и тому подобное, но это не значит, что их там не было, их незримое присутствие чуствовалось постоянно.
Это выражалось в том числе и в том, что они практически полностью перекрыли снабжение батальона продовольствием, даже посредством вертолетов. Мы практически это стали ощущать, когда личному составу вместо полноценных сухпайков начали выдавать какие-то сборные наборы продуктов, в которые входили, если не изменяет память, пакет супа, три небольшие банки мясных консервов, три пачки галет, и три конфеты. Сначала этот набор был выдан с расчетом на два дня, а потом до нас довели указание, что его следует растянуть на четверо суток, но к сожалению, не сказали, как это возможно практически.
Хотя нет, рекомендации со стороны командования были - мол, "больше лежите, пейте больше воды, это притупляет чуство голода и тому подобное", правда эти "полководцы" не сказали, как в таком состоянии нести полноценную боевую службу.
А далее случилось то, что логически следовало из сложившейся ситуации - мы стали спускаться вниз, в заброшенные кишлаки в надежде пополнить свои пищевые припасы. Уж не помню, кто первый это предложил сделать, точнее сказать, озвучил витавшую в воздухе идею посмотреть, не остались-ли какие-либо продукты в кишлаке - дескать, "духи" быстро отсюда уходили, не могли же они все забрать с собой, может там мука, рис, что-то еще осталось - но все приняли ее "на ура", и вот несколько добровольцев из нашей и соседних групп в колонну по-одному, соблюдая все меры предосторожности, двинулись вниз. Прошел час, другой, третий - никого нет, внизу тишина. Где наш экспедиционный корпус?
Уже стемнело и мы уже не на шутку начали волноваться, как вдруг услышали приближающуюся ругань, шум камней и тут перед нами появилось несколько силуэтов наших "засланцев", один из которых тащил за собой на веревке упирающегося барана. Несмотря на то, что все прилично оголодали и были готовы употребить мясо едва ли не сырым, все было сделано как положено - барана зарезали, сняли шкуру, выпотрошили - и вот уже мясо варится в котле, распостраняя вокруг вкуснейший запах. Баран был немолод возрастом и по-этому его пришлось варить достаточно долго, но прошло несколько часов - и мы наслаждаемся прекрасно приготовленным мясом.
Как же вкусно!
После приема пищи все остатки мяса и обглоданные кости были надежно спрятаны подальше от расположения нашей группы, чтобы замполит не увидел их и не начал кричать, что ему ничего не предложили.
Начался дождь, и в другой ситуации мы бы сняли тент с брони, растянули бы его и укрылись бы под ним, как делали это раньше, но не сейчас... Ибо тента не было, так как несколькими днями ранее наш славный командир группы, когда "закипела" одна из машин, приказал снять тент с нашей БМП и накрыть им зачем-то двигатель той машины, и поэтому пришлось укрываться от дождя индивидуальными средствами. Помимо дождя, ночью прилично похолодало, ибо все-таки февраль месяц был на дворе. Я надел на себя теплые штаны, сел под растянутую над собой плащ-палатку, сверху одел на себя еще плащ от ОЗК (костюма хим.защиты).
- Спать!
Для тех, кто курил, в этом рейде наступили тяжелые времена. Мне было все равно, так как я был не курящим, но для них отсутствие сигарет стало настоящей проблемой, и после того, как ими были собраны и выкурены все окурки, курильщики дошли до того, что начали курить чай.
Запах дыма от этих самодельных сигарет был настолько вонюч, что я даже не могу описать его.
У нас была керосиновая горелка, которую мы переделали под "соляру", огонь которой все берегли, как первобытные люди берегли свой огонь, но на крайний случай был испытанный метод - трассирующая пуля. Выламываешь ее из гильзы, высыпаешь порох, вставляешь наоборот - острием вовнутрь, бьешь камнем или молотком по вставленной пуле, трассирующая смесь загорается - и вуаля! Хочешь прикуривай (правда от такого прикуривания во рту был привкус, "как кошки насрали"), хочешь поджигай костер... В общем, ни в чем себе не отказывай!
23 февраля я и несколько солдат, среди которых был Видас Нумавичус, в очередной раз спустились вниз в кишлак. Там уже ничего не было, все уже было унесено до нас, и мы повернули назад. И вдруг крик: "Аллах Акбар!".
Шквал огня!
Наши попали в засаду!
Огонь противника застал группу практически на открытом месте, прятаться было почти негде. Малейший камешек тогда казался укрытием!
Королев Паша успел технично свалить, а Цырыленко прыгнул в какую-то яму, вытащил из гранаты кольцо и был готов взорвать себя. Легко ранили Дашкевича, но больше всех в тот выход досталось Нумавичусу - ему прострелили спину, но удачно, если можно так выразится, т.е. внутренние органы не задели.
Услышав выстрелы, мы бросились на помощь, вниз! Мы летели как на крыльях!
Командир приказал поднять пулемет "Утес" с БМП, где он стоял до этого момента, на гору, и открыть огонь. Но пока его подняли и развернули, все уже закончилось, "духи" свалили.
Старшина роты Курендаш корректировал огонь артиллерии по отступающим "духам".
Прилетели две "вертушки" забрать и отправить в бригаду раненых.
Когда я узнал, что Видаса ранило, то очень растроился, даже хотелось заплакать...Он ведь мне был как брат!
Но тут вернулся наш зам.командира взвода Чмырь, и он сказал, что раны пострадавших неопасны для их жизни, и я успокоился. Таким был гильмендский рейд в моей памяти в феврале 1988 года.

Проишествие в карауле

Однажды в бригаду мне пришлось стоять в карауле на посту номер 7, это в тех.парке.
Около трёх часов ночи я заметил пару человеческих теней, мельнувшись между рядами машин.018
- Стой,- закричал я, и дослав патрон в патронник своего автомата, подбежал к этому месту.
- Стоять на месте, стрелять буду !
Подбежав ближе, увидел двоих, они ответили мне по-русски, что мол вот колесо снимаем, братан, хотим его заменить.
Это в три часа ночи-то!
В голове сразу мельнула мысль, что сегодня колесо, а завтра пулемёт с брони снимут и бабаям продадут, из которого душманы по нам стрелят будут. А тут еще буквально перед этим случаем моего друга В. Нумавичюса "духи" ранили.
- Вы что тут, обалдели! В три часа ночи какие-то работы устраивать?
- Мы в рем.роте служим, отпусти братан !
Всё это время я палец держал на спусковом крючке и вёл их к КТП. По дороге они мне и "афошки"(афганские деньги), и наши "чеки" предлагали, чтоб только отпустил.
- Вперёд суки ! Я слыхал, что пулемёты пиздят с "брони", придём на КТП, там разберёмся.
Привёл задержаных на пост и сказал дневальному (по моему это был какой-то узбек), чтоб присматривал за ними, а сам стал звонить начкару.
Вдруг задержаные перекинулись взглядом и один из них, более высокого роста бросился бежать.
- Смотри за этим!- сказал я узбеку, а сам побежал за убегавшим.
- Стой ! Стой стрелять буду !
Я произвел предупредительный выстрел вверх, но беглец на это не отреагировал, еще немного, и он потеряется среди складов!
Мне ничего другого не оставалось, как выстрелить ему вслед, в темноту.
- Не стреляй, не стреляй, я раненый - слышу стон из темноты.
Это меня не убедило, и подбежав к нему, я сгоряча и прикладом по его спине прошёл. Затем, держа дистанцию:
- Давай вставай.
Он встал и упал сразу, показывая кровь на спине. Я пытался стрелять ему по ногам, но попал чуть выше.
Тут подьехали бодрствующая смена с начальником караула (кажется, это был командир взвода Алиев).
- Молодец Лишка, - похвалил он меня, а раненого нарушителя отвезли в медпункт. Я вернулся на пост дальше нести службу.
Утром меня сняли с караула и вызвали в штаб бригады, где мне пришлось рассказать, а затем всё письменно изложить о произошедшем заместителю командира бригады.
Там мне сказали, что у того парня прострелена задница и спина, пули прошли навылет, и его жизни ничего не угрожает.У меня в магазине не хватало пять патронов.
Я пишу обьяснительную и слышу, как в соседнем кабинете командир бригады по телефону кому-то кричит:
- Часовой прав! Всё!
У меня после этих слов как камень с души упал. После этого было еще много опросов, вызовов к прокурору и т.д. Комбриг лично представил меня к медали "За Отвагу", которую я так и неполучил. После этого случая перед каждым караулом мой поступок приводили всем в пример, как нужно нести караульную службу.

Весна 1988 года

Весь апрель 3 десантно-штурмовая рота в составе батальона провела в "сопровождениях" приходящих из Союза и уходящих в Союз автомобильных колонн, а я (Лишка Ромас, Видас Нумавичус и Аудрюс Пятронис постоянно ездили на одной машине, на БМП № 435.
019Эти "сопровождения", в отличии от тех, которые были еще год назад, теперь были более продолжительны по времени, с ночевкой, чего раньше не было.
Так, например, в районе нагаханского поворота мы занимали позиции в границе с пустыней четверо суток, затем нас перебросили на противоположную окраину Кандагара, на прикрытие дороги, ведущей из Кандагара в Кабул. Что здесь, что на нагаханском повороте обстановка была очень спокойная, без обстрелов и прочего, и вся эта тишина очень расслабляла, мы теряли, если можно так выразиться, свою "боевую форму".
В Кандагар из Кабула "пришла" очень длинная бабайская колонна, и пока они разгрузились, прошла почти неделя. У всех уже было "чемоданное настроение", все разговоры были в основном о скором выводе в Союз, что лишний шум нам не нужен и так далее и тому подобное.
От этой "расслабухи" как-то раз проморгали сигнальную ракету ротного, командир был очень недоволен и приказал нам совершить марш-бросок до его машины, в полной экипировке - а это километра эдак три.
Боевых действий наш батальон, да и бригада в целом, уже практически не вели, лишь один раз нас подняли по тревоге, так как по разведанным "духи" на танке и нескольких единицах бронетехники хотели прорватся в Кандагар.
Быстро собравшись, батальон выехал в сторону Пакистана, и в районе нашего полигона мы заняли позиции на горках около него.
Неизвестно, откуда и насколько верной была эта информация, но мы на всякий случай свою БМП крупными камными обложили для прикрытия. У механика-водителя Пятрониса и тут не обошлось без проишествий. Сдавая задним ходом, он умудрился заехать на большой камень, машина соскользнула и чуть не перевернулась. Пехота, сидевшая сверху на броне, успела спрыгнуть по сторонам, а БМП "разулась" на обе гусеницы, и работы по одеванию "гусянок" нам хватило на весь день.
Когда старослужащие солдаты улетели в Союз, и наш призыв в иерархии роты поднялись на ступень вверх, т.е. мы стали старослужащими, кто то замполиту "застучал", что я мол, нескольких "молодых" по традиции перевел в "черпаки", настучав тем ремнем по заднице.

Замполит перед строем назвал все это проявлением "дембелизма" и неуставных взаимоотношений, а лично меня немцем и фашисткой мордой, хотя я к этому так называемому "ритуалу посвящения" не имел никакого отношения, и в этом не участвовал.
Как-то на одно из построений роты один из бойцов, ...., вышел без бронежилета.
Нефляшев устроил скандал, мол как так, "где твой бронежилет, солдат"?
- Что значит, не знаешь где он? Проебал Потерял? Значит заплатишь за него! И заплатиш в десять раз больше!
Этим агрессивным "прессингом" он довел молодого солдата до самоубийства, и на следущий день в карауле парень прямо на посту застрелился. В роте все считали, что эта смерть полностью на совести старшего лейтенанта Нефляшева, да и смерть Боброва весной 1987 года тоже вменяли ему в вину, ибо именно он вколол промедол раненому в голову бойцу (а это при ранениях в голову запрещено).
А ранним утром нашей роте предстоял выезд в Кандагар.
Утром все участвовавшие в попойке встали с больными головами, и получив оружие, с похмельным видом побрели на пустырь за палатки, где обычно происходила посадка-высадка на машины.
Все БМП роты уже были на месте, а машины Аудрюса все ещё нет. И видим, мчится наша "435-я", а за штурвалом вместо механика наводчик-оператор Пасечкин Шура. А где же сам Пятронис? А тот спит "ребристом" люке на матрасе, и бормочет не разобрать чего, может песню какую-то спеть собирался.
За штурвал управления, разумеется, его не пустили, боевой выход в Кандагар это ж не шутка.
Пилипчук Юра начал нам рассказывать, как мы "лабусы" здорово вчера нажрались и песни свои нерусские пели.
Немного не доезжая перевала перед Кандагаром, Аудрюс пришел в себя, умылся с котелка, и сел за штурвал сам. Уже в самом Кандагаре, когда встали на указанное нам место, заварили крепкого чаю, после чего всем стало гораздо легче, и только от Пятрониса несло вчерашним лосьеном.
В предыдущем рейде ствол моего автомата немного погнулся.
Мой автомат попал между поворачивающейся башней и ящиком с патронами, согнуло ствол малость! Он продолжал стрелять, но немного криво.
Это в принципе не проблема была вообще списать автомат и поменять - вопрос одного-пары дней старшины роты и немного написанной бумаги,  а старшиной на то момент это был Курендаш Орест (он был пробивной в этих моментах товарищ), ну и еще оружия в оружейке было полно тех, кто в госпиталях "зависал" или еще где-то.
В общем, взамен деформированного автомата мне дали пулемёт ПКМ номер БР 415.
Комбат приказал нескольким нашим БМП ехать на Нагаханский поворт.
Рота выдвинулась на указанное место.
Сапёры проверили место нашей стоянки, и мы поставили нашу 435-ю.
Место было относительно ничего, арык (ручей) рядом и дерево для тени.
Я с Нумавичусом заняли оборону в кустах с одной и другой сторон дороги. Поставил пулемёт, бдим.
"Духи" по мере приближения вывода войск и почти полного прекращения ведения нашими подразделениями боевых действий обнаглели настолько, что многие наши проходящие автомобильные колонны, как и эту в частности, обстреливали временами практически в открытую, в полный рост.
В одной из колонн они сожгли грузовых 12 машин.
В этом мы (разумеется не солдаты, ведь решения принимали не мы) сами были виноваты, противника почти перестали "гонять" и показывать им, "кто в доме хозяин", они и начали поднимать голову.
В этот раз всё обошлось, гранаты и пули противника пролетели выше проходящей колонны машин.
Мы не молчали, в ответ стреляли изо всех стволов, да так, что аж стволы накалились.
Между обстрелами успевали в речку Аргандаб сбегать освежится, и покушать.
Что тут сказать?
Уверен, что вели душманы себя так дерзко на тот момент " под вывод войск" только потому, что были уверены в своей безнаказанности.
- У нас же был приказ - под вывод никаких активных боевых действий, воюют только авиация, артиллерия и "зеленые" (афганские солдаты).
В предыдущие года таких "стреляльщиков из гранатомета в полный рост по колоннам и не только" после их первого выстрела "умножали на ноль" в первые же секунды после их выстрела, все кладбища под Кандагаром были освоены такими вот клоунами, об этом можно было судить по цвету флагов над их могилами.

Неприятный инцидент


По моему личному мнению, по мере приближения вывода войск и чем менее и менее подразделения бригады вели боевые действия, тем более пропорционально этому росло некоторое разложение личного состава, на всех уровнях.
Незадолго до вывода войск в Союз в 70 бригаде произошел неприятный инцидент - прапорщик .... поехал на бензовозе вместе с водителем и еще одним солдатом в сторону Кандагара, и там пропал.020
А потом случайно кто-то увидел, что по дороге под Кандагаром едет бензовоз с армейскими номерами, а за рулём машины какой-то афганец. За ним бросились в погоню. Дух выскочил из машины и дал дёру.
Об инциденте доложили в штаб.
Была поднята разведрота и разведвзвод ДШБ. На следуюший день нашли два трупа, солдата и прапора, третий спасся, его забрали к себе "особисты". Один из погибших, вроде как по рассказам был обожженный, но это с чужих слов.
Это проишествие сразу же меня навело на мысль, что возможно тогда в карауле и не зря стрелял в нарушителя. Я как часовой на посту по закону был прав на 100 процентов, но дело тут вот в чем...
Если бы я проспал, или просто сделал вид, что не увидел этих товарищей, как они выезжают из парка техники?
Насколько далеко это могло зайти? Сегодня бензовоз, завтра БТР или БМП продадут "духам".
Мы таких вот продавцов в гарнизонном карауле, когда они туда попадали, а мы соответственно заступали в наряд, ой как не щадили! Жизнь для них была адом!
Как-то попали на гапвахту четверо солдат, которые пытались продать духам пулемёт (насколько помню, ПКТ) с бронетехники.
Других арестованных нам запрещали трогать, а этих можно было бить сколько угодно, хоть боксёрскую грушу из них делай, начальник караула и начгуб были не против. Ходить шагом им запрещалось, все передвижения только бегом! Неделя такой "адской" жизни - и эти четверо несостоявшихся продавцов оружия были сломаны и морально и физически, им отбили все, что можно отбить. Было видно, что силы их уже на исходе, и видимо, чтобы на трибунале они могли еще самостоятельно стоять на ногах, им дали неделю относительного спокойствия перед судом.
Ну то есть только бить перестали, а в остальном... В остальном для них мало что изменилось!
- Сколько "дедушке до приказа? - следует вопрос арестанту.
- 95 дней! - отвечает он.
- Какие-такие 95 дней? Да ты ох..Обнаглел! Осталось всего лишь 94 дня! Ты "попал"! Ну-ка, быстро показал, как АН-12 летит!
"Губарь" быстро согнулся в поясе, и раскинув руки в стороны, начал качать ими, изображая таким образом крылья самолета и одновременно гудя "у-у-у-ууу". Это "у-у-у" имитировало эвук дигателя.
Хочу сказать, подобная жестокость с нашей стороны была лишь только к тем, кто пытался продать оружие и боеприпасы, остальных "губарей" как правило никто не трогал, если только они не начинали наглеть.
Как-то наша рота очередной раз заступила в гарнизонный караул, и начальник караула старший лейтенант Палкин велел таким-вот арестантам ползать по горячей от 60-градусной жары земле, а кто это делал слишком медленно на его взгляд, тому наступал на спину и на голову,чтобы не сачковали.
021Какой-то грузин (не из тех, кто оружие пытались продать, он по какой-то другой причине "сидел на губе") заявил,что он-де кавказец, очень гордый горец и на этом основании никаких унизительных работ и упражнений делать не будет.
Алексей Палкин был достаточно жесткий командир, и разумеется, такой вариант отказа его не устроил.
Двумя ударами он сбил Гоги с ног, затем за руки привязал смутьяна к оконной решетке и ещё прошелся ногами по его бокам. Затем набросал в его камеру хлорки и залил ее водой.
Я как раз стоял на первом посту, он находился внутри караулки и весь этот процесс отлично видел. "Биджо" истекал слезами и искал любую щель, чтобы вдохнуть воздуха. Зрелише было интересное.
Мне кажется, любая гаупвахта в Союзе была наверное как курорт по сравнению с Афганом.

Возвращаясь к бензовозу.


Это со слов человека, одного из командиров, кто встретил этот самый бензовоз на дороге с бабаем за рулем (когда погибли Бабий и соровождающий прапорщик).
"Продавцы горючего заранее договорились с "духами" о месте встречи, а потом что-то у них с афганцами пошло не по плану. Может, бабаи решили просто "кинуть" их, и забрать горючее просто так. Об этом наверняка знают точно лишь третий выживший боец, и "особисты".
Так вот, мы вечером выходили на нескольких БМП из бригады, отъехали на один-полтора километра, как вдруг увидели, как в нашем бензовозе едет бабай. "Дух" гнал машину по бетонке уже без экипажа.
Сообщили об этом в штаб бригады.
Водила машины, оставшийся живым один из трех приехавших, потом говорил - поехали по чьей-то просьбе, на месте возник конфликт с местными бабаями, они пытались убежать, но не смогли развернуться между дувалами, и "духи" их прикончили, кроме бойца из взвода обеспечения.
Так вот, тот боец на вторые сутки убежал ночью, дошел до ближайшей нашей заставы, его сразу же привезли в бригаду.

Прапор и бойцы выполняли указание, а в кишлаке случилось то, что случилось.
...Мы ведь совершенно случайно эту машину поймали, "духи" наверное думали, что никто не узнает, куда делись люди.
Все, как и всегда в таких случаях бывает, случайно получилось - заместитель командира бригады Войтенко ехал улаживать очередной конфликт (наши обстреляли "как бы" мирных жителей, в результате которого у афганцев были убитые), он был на БТР, а за ним в качестве силовой поддержки следовало 3 БМП 3 десантно-штурмовой роты.
Поэтому бабай в бензовозе бросился в глаза.
Я (Курендаш Орест) и Войтенко по связи:
-" Дух" в нашей машине!
А он мне отвечает:
- Не останавливайся, мы не успеваем!
Я вышел по связи на бригаду, разведчиков.
...Была перегорожена дорога, "дух" видит - вариантов проскочить нет, выскочил из машину и убежал в камыши, его не поймали.
На эту тему всю ночь были разбирательства у комбрига.
Наш прапор ... знал, кто их послал, за что получил в "табло", но кому ж от этого было легче.
В итоге прапорщику .... вменили в вину то, что он знал о выезде бензовоза, но не доложил.
Там следующий по цепочке был майор из тыла бригады, дальше думай сам. Прапорщик .... говорил - "ну не первый раз же было, я ж не знал, что так получится".
Этим все и закончилось - а в кишлаке про между прочим, мы потом "завалили" несколько бабаев, а убежавшего бойца быстренько с глаз долой отправили в Союз.
Прапора и солдата нашли в заброшенном колодце, как ехать в Кандагар, слева за нашими заставами.
Пост "Наука" вроде...
...Орест Курендаш, старшина 3 дшр...

Ромуальдас Лишка, Горин Олег, январь 2015

{jcomments on}

 

70 ОМСБР